На следующее утро я Лауру не видел. Сестра Флеминг сказала, что она с Марией готовит комнаты для Валерии. После ленча я перевозил свои вещи, а потом наводил в комнате порядок под контролем Биччи.
Я ничего не сказал Лауре о дыме сигар, запах которого висел над плавательным бассейном. Сказал только, что кто-то слишком близко подплыл на лодке, но я не разглядел кто. Она встревожилась и сразу ушла на виллу. Кто был тот человек в лодке? А не был ли это Беллини? Но тут же остановил себя: Беллини не единственный человек в Италии, курящий сигары.
Я возвращался на виллу, размышляя о завещании Бруно и о совершенно потрясающем совпадении в сумме, которая завещалась любому служащему на вилле на день его смерти. Шестьсот пятьдесят тысяч лир! Эта мысль вгоняла меня в пот: цена моего паспорта и моей свободы!
Теперь я размышлял: оставить виллу, когда приедет Валерия, или остаться и ждать, что Бруно вот-вот умрет, а я получу деньги.
Если я сейчас оставлю виллу, мне придется распрощаться с надеждой покинуть Италию. Я никогда не накоплю шестьсот пятьдесят тысяч лир! Если только кто-то просто не даст их мне!
Я не мог решиться уйти, но чувствовал: я должен уйти. Но мысль, что смерть Бруно — решение всех моих проблем, прочно застряла в моей голове, и я ничего не мог с этим поделать! Ночью накатывали моменты, когда я, намаявшись несколько часов без сна, выбегал наружу, вспоминая то мгновение, когда я оступился и ощутил желание уронить Бруно.
Нет. Так продолжаться не может. Как только приедет Валерия, я уйду.
Стоял безумно жаркий день. Даже на затененной веранде нечем было дышать, и я увез Бруно в комнату. Ставни были закрыты. Электрический вентилятор давал небольшой ветерок. Бруно выглядел утомленным и истощенным.
— Слишком жарко, чтобы читать, или мне все же попробовать? Посмотрим, как пойдет?
Бруно опустил веки, что означало согласие, и я сел, стал читать статью о жизни Джотто. Я прочел уже половину, когда раздался телефонный звонок. Я поднял глаза. Бруно смотрел в сторону аппарата. Я заколебался, не зная. Слышит ли звонок Лаура, находившаяся в другой комнате. Я встал, чтобы подойти к телефону, но звонки прекратились.
Я продолжил чтение. Минут через двадцать в комнату вошла Лаура, в бледно-голубом полотняном платье и огромной соломенной шляпе. Вместе с ней в комнате повисла атмосфера тревоги.
— Простите, что я вас прерываю, — сказала она, — я должна поехать в Стрезу. Звонил мой мастер Станито. Я отдавала свой жемчуг в чистку, он готов. Мне нужны деньги, Бруно.
Я посмотрел на Бруно, и мне показалось, что увидел в его глазах замешательство и презрение. Он, должно быть, был удивлен, как, кстати, и я, почему Лаура выезжает в такую жару. Да и магазины в Стрезе закрыты на время сиесты. Бруно волновался. Ему передалось сильное возбуждение Лауры. Ее глаза лихорадочно блестели, и она нервно поглядела на свои часики.
Она подошла к стене, на которой висела картина — небольшая копия «Венеры».
— Помогите мне, Дэвид.
Я отложил книгу и подошел к ней:
— Синьора?
— Снимите эту картину. Она немного запылилась, а я не хочу запачкать перчатки.
Я снял картину, за ней оказался небольшой сейф.
Лаура набрала шифр и открыла дверцу сейфа.
Я наблюдал за ней.
Достав толстую пачку десятитысячных банкнотов, Лаура отсчитала пятьдесят и положила пачку обратно, потом захлопнула дверцу сейфа.
Я повесил картину на место, а Лаура подошла к Бруно:
— Я спешу. Может быть, вернусь поздно. Я обещала Элен, когда буду в городе, навестить ее. Ты же знаешь, как женщины любят поболтать! — Она помахала ему рукой в тонкой перчатке и направилась к двери. — Желаю приятно провести вечер. — Она послала Бруно воздушный поцелуй.
Я взял книгу и сел. Бруно явно расстроился и был сердит на Лауру. Он встретился с моим взглядом и, смутившись, отвел глаза.
Я продолжил чтение, но вечер был испорчен. Теперь он, конечно, думает, с кем у нее встреча в Стрезе. Прочтя страницу, я поднял глаза и увидел, что Бруно меня не слушает. Его взгляд был направлен в сторону закрытых окон. Да, я был прав.
— Может быть, подобрать более интересную книгу, синьор?
Бруно перевел на меня взгляд.
— Может, вы хотите отдохнуть?
Отдыхать он не хочет, но хотел бы остаться один — недвусмысленно дал понять мне его страдающий взгляд.