Дюрант все еще был занят чтением.
Я осмотрелся и заметил Маззо, который дремал в кресле позади меня.
— Маззо! — громко крикнул я.
Они с Дюрантом одновременно подняли головы.
Поколебавшись, Маззо поднялся на ноги и подошел ко мне.
— Двойной скотч со льдом. И потом мне хочется чем-нибудь перекусить, — сказал я.
Маззо заморгал глазами, посмотрел на Дюранта, тот сердито глянул на меня, помедлил, потом кивнул.
— О'кей, мистер Фергюсон, — сказал Маззо и вышел. Довольно долго разглядывая меня, Дюрант покачал головой и снова вернулся к своим бумагам.
Одна из стюардесс принесла виски, я ей кивнул в благодарность.
А к тому времени, как бокал был опорожнен, прибыл и столик на колесиках: прекрасные закусочки, филе какой-то рыбы и набор сыров. Меня обслуживали обе стюардессы. Я не сомневался, что Дюрант подобрал таких девушек, которые никогда не видели настоящего Фергюсона. Они вели себя так, как и подобает вести себя девушкам, обслуживающим одного из самых богатых и влиятельных людей в мире. Одна из них, миловидная блондиночка, одаривала меня многообещающими улыбками. Я был уверен, что если бы я провел рукой вверх под ее коротенькой юбочкой, она бы не вскрикнула.
Далее последовала сигара и бренди.
Господи, подумал я, вот это жизнь!
— Не хотели бы вы что-нибудь почитать? — спросила сексуальная блондиночка.
Я вспомнил, что вот уже три дня живу вне общественной жизни.
— Принесите мне газету, пожалуйста! — попросил я.
Она качнула бедрами и удалилась, а через минуту появилась с «Калифорния Тайме».
Я уселся удобнее и развернул газету.
В ней не было ничего нового, обычная, всем надоевшая депрессия, обнадеживающие обещания Президента, нападки на Россию. Я полистал страницы в поисках чего-нибудь интересного для меня, например, новости Голливуда... В газете две страницы были отведены миру кино. Кто кого привлекает к судебной ответственности, кто сейчас в зените славы, кто может получить Оскара...
На второй странице была помещена фотография того самого Чарльза, который изготовил маску, украшающую в данный момент мою физиономию.
Я рассмотрел фотографию, потом обратился к подписи под ней.
«ЧАРЛЬЗ ДЮВАЙН. Мастер грима Голливуда. САМОУБИЙСТВО.» Чарльз Дювайн, писал репортер, отсутствовал два месяца. Считали, что он уехал отдыхать на Мартинику. Он вернулся в свою фешенебельную квартиру на крыше небоскреба в Санта-Барбара два дня назад. Начальник охраны сказал, что как ему показалось, мистер Дювайн был в подавленном состоянии, сильно нервничал. На следующее утро начальник охраны, совершая обычный обход, обнаружил тело мистера Дювайна, который выбросился из окна своей террасы. Полиция установила, что это было самоубийство.
Я закрыл глаза, газета выпала из моих дрожащих пальцев. Ларри Эдвардс, который мог заговорить, погиб из-за неисправности тормозов. А теперь Чарльз Дювайн, который превратил меня в Джона Меррилла Фергюсона и который тоже мог заговорить, покончил с собой.
Холодный, какой-то влажный страх вцепился в меня. Даже не влажный, а липкий...
И тут я понял жуткую правду о своем собственном положении:
КОГДА Я ВЫПОЛНЮ СВОЮ ЗАДАЧУ, Я ТОЖЕ ПЕРЕСТАНУ ЖИТЬ.
Совершенно ясно, что Фергюсон и Дюрант не могут разрешить мне остаться в живых, опасаясь разоблачения. И они отдадут приказ ликвидировать меня, как это уже сделали с Ларри Эдвардсом и Чарльзом Дювайном.
Я так перепугался, что меня затошнило. Холодный пот заструился по моей спине, лицо взмокло под маской.
— Еще немножко бренди?
Сексуальная стюардесса стояла возле меня.
Из-за маски она не могла заметить, как я был напуган.